Тупинамба что это

Тупинамба

Религиозный фактор как побудительная причина межплеменных войн отчетливо выступал у народов семьи тупи-гуарани. Большинство из них, в том числе известные читателю племена шипая низовьев реки Шингу, организовывали военные экспедиции с целью добыть пленников и принести их в жертву божествам, предкам. Впрочем, понятие «принести в жертву кому-то» не совсем точно соответствует сути представлений индейцев. Пленник сам мыслился живым воплощением божества, поэтому его поедание оказывалось таким же приобщением к плодоносящей силе предков, как и одевание масок мифических персонажей или игра на священных горнах. Вместе с тем сакральный статус пленника не исключал того, что в нем переставали видеть вчерашнего врага. В акте убийства жертвы соединялись и месть противнику за гибель соплеменников, и сложные религиозные чувства.

Наиболее полное представление о ритуалах тупи-гуарани можно получить на примере племени тупинамба, жившего в середине XVI века на побережье Бразилии в районах, где сейчас расположены города Рио-де-Жанейро и Салвадор (Байя). Каннибальские обряды тупинамба неоднократно описывали проповедники-иезуиты и другие европейцы. Эти рассказы порой столь невероятны, что ряд исследователей пытались представить их как выдумку. Однако об обычаях тупинамба известно от многих лиц, часть из которых относилась к индейцам с симпатией. К тому же иезуиты подчеркивали, что каннибализм распространен только на побережье, а более отсталым племенам во внутренних районах страны неизвестен.

Отправляясь в поход, тупинамба обязательно брали с собой веревки — вязать пленных. Напав на вражеское селение, воины старались захватить прежде всего взрослых мужчин, а не детей или женщин. Согласно представлениям тупинамба, пленный, после того как его связали, переставал быть чужаком и становился членом общины победителей, хотя и занимал в ней весьма своеобразное место. Поэтому его внешность приводили в соответствие с нормами, принятыми в селении тех, кто его захватил, например выщипывали брови. Тело пленника обмазывали медом и обклеивали самыми красивыми перьями — в подобный «костюм» наряжались порой и шаманы. Вступая в селение, пленник обещал его жителям различные части собственного тела. Встречавшие его играли на флейтах, сделанных из человеческих костей.

По-видимому, как и у большинства других индейских племен, ритуалы тупинамба имели календарный характер. Если пленный бывал захвачен до наступления праздника, он несколько недель или месяцев жил в семье своего хозяина, помогая расчищать участок для посева, принося рыбу и дичь. Бежать он почти никогда не пытался, ибо в родном селении на него посмотрели бы как на труса, который страшится исполнить свой долг. Нередко пленников оказывалось слишком много. В таких случаях приходилось дожидаться очереди быть принесенными в жертву по нескольку лет. На это время каждому давали жену, и если у той рождались сыновья, их тоже поедали, хотя обычно не вместе с отцом, а позже, иногда в возрасте 7—10 и даже 15 лет. Последнее обстоятельство особенно поразило европейцев, но дело в том, что по представлениям тупинамба наследственность передавалась исключительно по мужской линии. Поэтому мать ребенка не считалась его родственницей и порой сама участвовала в кровавом обряде.

Когда миссионеры попытались искоренить людоедство, они столкнулись с упорным и непонятным для них сопротивлением. Бывало, что пленники, которых европейцы предлагали выкупить на свободу, сами отказывались от подобного предложения, ибо полагали, что быть съеденным — наиболее благородная и достойная участь, которая только может выпасть на долю мужчины. Миссионеры заметили также, что, убивая жертву, тупинамба старались принести ей как можно меньше страданий. Живя в селении победителей, пленник пользовался почетом и ни в чем не терпел нужды. В жены ему давали либо вдову, чей муж погиб на войне, либо дочь того человека, который его пленил, а иногда даже дочь вождя. Считалось, что девушке тем самым оказана честь.

Миссионеры и путешественники, встречавшиеся с тупинамба в XVI веке, не могли обнаружить во всем этом логики, хотя для нас она довольно ясна. Поскольку пленник считался уже не только врагом, но и воплощенным предком, обращаться с ним следовало соответственно его высокому статусу. Об отождествлении пленников с предками свидетельствует примечательный факт: воин, захвативший врага, принимал его имя. Если на протяжении жизни ему удавалось совершить такой подвиг несколько раз, он соответственно носил столько же имен. Хорошо известно, что первобытный человек придавал имени магический смысл. «Овладеть» именем значило приобщиться к сути того персонажа, который его носил. Называя себя именем врагов, тупинамба стремились уподобиться не чужакам, а тем мифическим существам, которых чужаки воплощали во время обрядов.

У папуасов воин вместе с головой врага также стремился «добыть» имя, чтобы присвоить его новорожденному ребенку. Младенец от этого никоим образом не становился членом вражеского племени; он лишь якобы приобщался к некой животворной силе, исходившей от убитого, который выступал уже не в качестве врага, а как представитель мира духов.

Человеческие жертвоприношения у тупинамба — одни из немногих южноамериканских общинных ритуалов, оформлявшихся как, скорее, женский, а не мужской праздник, хотя к числу типичных «тайных» женских обрядов, упоминавшихся в предыдущей главе, их тоже нельзя отнести. На основании дошедших описаний можно подозревать, что не только жертва, но и «жрицы» отождествлялись с какими-то мифологическими существами. Когда пленника вели в селение, первыми его встречали старухи и девушки, многократно выкрикивавшие «добытое» имя. Перед жертвоприношением они играли на флейтах, сделанных из берцовых костей съеденных раньше врагов, а затем плясали вокруг котла с мясом.

Среди всех южноамериканских индейцев племена тупи-гуарани отличаются не только широким и повсеместным распространением ритуального каннибализма, но и некоторыми, присущими только им, особенностями хозяйственной организации, уникальной исторической судьбой. Возникает вопрос: нельзя ли как-то связать между собой эти факты?

Лингвисты, археологи и этнографы полагают, что прародиной племен тупи-гуарани была Южная Амазония, вероятно бассейны Мадейры или Тапажоса. Однако в V веке н. э. все или по крайней мере большинство индейцев этой языковой семьи оказались уже за пределами зоны сплошного распространения тропических лесов, в пределах сравнительно небольшой территории на юге Бразилии. По данным археологии, в течение последующей тысячи лет тупи-гуарани распространились оттуда на колоссальные расстояния: от предгорий Боливийских Анд до устья Амазонки. Выбор путей миграции определялся формами хозяйства. Главной продовольственной культурой тупи был маниок, любящий жаркий климат, поэтому они осваивали тропики; гуарани, сеявшие в основном кукурузу, — районы с более прохладной зимой. Повсюду тупи-гуарани отличались воинственностью, сметая с дороги тех, кто пытался остановить их продвижение. Даже инки с трудом отражали их натиск: для этого им пришлось возвести на восточной окраине своего государства целую систему крепостей и многокилометровых оборонительных стен. От Анд до Атлантики тупи-гуарани неизменно сохраняли древний обычай поедания пленников. Подсчитано, например, что в Восточной Боливии члены одного из гуаранийских племен в XVI веке пленили и принесли в жертву примерно 60 тысяч араваков чане.

Воевали тупи-гуарани и друг с другом. Особенно ожесточенная борьба велась между тупи, жившими в пределах современного бразильского штата Сан-Паулу, и занимавшими более южные районы гуарани. Как и во многих других случаях, индейские междоусобицы впоследствии умело использовали европейцы в собственных интересах.

Португальцы, нуждавшиеся в рабочей силе для плантаций сахарного тростника, создали из лучников тупи целую армию, которую направили на захват селений гуарани в современном штате Риу-Гранди-ду-Сул. Одновременно они заручились поддержкой их шаманов, недовольных тем, что под влиянием иезуитов часть племени приняла христианство. Известен случай, когда, воспользовавшись отсутствием ушедших на охоту мужчин, шаманы убили жен и детей индейцев-христиан и демонстративно приготовили из них людоедское кушанье. В 1636 году на левом берегу реки Уругвай произошла решающая битва между гуарани, действовавшими под руководством испанских иезуитов, и португальцами, отряды которых включали вооруженных негров-рабов и 2500 воинов-тупи. Хотя дальнейшее португальское наступление было остановлено, на протяжении конца XVI — начала XVII века от 60 до 300 тысяч гуарани попало в плен и погибло от непосильного труда на плантациях в районе Сан-Паулу.

Помимо обрядового каннибализма культура племен тупи отличалась еще одной иррациональной особенностью. Среди этих индейцев была распространена вера в мифическую «страну без зла», жители которой всегда счастливы и бессмертны. Время от времени тот или другой шаман объявлял себя пророком, знающим путь в обетованную землю. Соплеменники, бросив селения и большую часть имущества, шли за ним, преодолевая порой сотни и тысячи километров. Эти переселения происходили на глазах у европейцев в XVI веке, но есть основания полагать, что они бывали и раньше.

Верования подобного рода можно, конечно, считать проявлениями невежества и крайнего фанатизма. Таковыми они и являются, если рассматривать идеологию саму по себе, в отрыве от материальных условий существования. В действительности дело обстоит не так просто. Как уже было сказано, прародина тупи-гуарани находилась в Амазонии. Их экономика и общественная организация соответствовали возможностям, которые открывались перед обитателями влажных тропических лесов, имевшими доступ к плодородным пойменным землям. Определяющую роль в хозяйстве играло земледелие. В отличие от коренных обитателей Бразильского нагорья, индейцев же, тупи-гуарани жили в своих деревнях постоянно, а не рассредоточивались в сухой сезон по огромной территории в поисках пропитания.

Селения отличались большими размерами, в них обитало от нескольких сотен до полутора тысяч человек. Вожди и шаманы пользовались значительной властью. Почему предки тупи-гуарани покинули Амазонию, неизвестно. Скорее всего по мере роста населения обострилось соперничество между племенами, вынудившее некоторых покинуть родину. В большинстве районов Восточной и Южной Бразилии, куда мигрировали тупи-гуарани, сохранить подобный тип культуры было невозможно. Следовало либо решительно отказаться от прежних форм хозяйственной и социальной организации, либо искать и осваивать те небольшие и далеко отстоящие друг от друга участки земель, где пригодные для земледелия почвы сочетаются с относительным обилием источников животной пищи. Таковы были тянущаяся на несколько тысяч километров узкая полоса вдоль океана и некоторые земли по берегам рек. Выбор второго пути наверняка совпадал с желаниями племенной верхушки, которая утратила бы свои позиции, если бы социальная организация тупи-гуарани упростилась. Так начались поиски «страны без зла», оправданные тем, что в конце пути переселенцы рано или поздно действительно находили подходящие для жизни районы.

К тому времени, когда тупи-гуарани стали осваивать восток и юг Бразилии, там уже обитали знакомые с земледелием племена. Недавно в пещерах штата Минас-Жерайс были обнаружены стоянки III тысячелетия до н. э., обитатели которых выращивали кукурузу. На одной из них в нижнем слое даже найден початок возрастом более семи тысяч лет, хотя эта датировка еще нуждается в подтверждении другими анализами. К рубежу нашей эры кукуруза, фасоль, арахис были уже широко распространены по всему Бразильскому нагорью. Однако в целом хозяйство местных индейцев оставалось сравнительно примитивным, наряду с земледелием большое значение сохраняли собирательство и охота. Тупи принесли с собой из Амазонии новую культуру — горький маниок, которая в условиях Бразильского нагорья дает более богатый урожай, чем кукуруза. В районах, где диету можно было дополнять продуктами рыболовства, это привело к значительному росту производительных сил.

Переселяясь на уже занятые кем-то земли, искатели «страны без зла» должны были пробивать себе путь силой оружия, а по мере исчезновения неосвоенных земель — вступать в междоусобные конфликты. Вполне понятно, что воинственность оказывалась выгодным качеством — богатые ресурсами территории первыми захватывали более агрессивные племена. Ритуальный каннибализм в свою очередь способствовал усилению воинственности, добавляя ко всем прочим поводам для набега на соседей еще и религиозные мотивы.

Возникнув как ответ на определенную историческую ситуацию, религиозные представления меняются обычно медленнее, чем породившие их причины. Тупи, действуя явно себе во вред, продолжали воевать со своими соседями и после того, как на побережье Бразилии высадились французы и португальцы. Однако подобное положение не может длиться долго. Если требования первобытной религии вступают в противоречие с потребностями людей, изменяются не потребности, а религия. Абсурдные формы магической практики, ритуалы, исполнение которых наносит вред интересам общества, способны сохраняться долго только там, где они касаются второстепенных сторон жизни людей, не затрагивающих принципиально их благосостояния.

Сказанное о тупи ни в коей мере не означает, что человеческие жертвоприношения и войны следует считать «исторически прогрессивными». Этически такие явления нельзя оправдать ничем. Вполне возможно, что даже в условиях доколумбовой Южной Америки могли быть и другие пути выхода из кризиса, обусловленного скудностью природных ресурсов, иные формы межплеменных отношений. Однако история изучает тот единственный вариант развития, который реализовался, и наша задача понять его логику.

ПРАЗДНИКИ БРАЗИЛЬСКОГО ПЛЕМЕНИ ТУПИНАМБА

До того, как прибывшие португальцы проникли вглубь страны, индейцы племени Тупинамба занимали значительную часть побережья современной Бразилии. Они выращивали маниоку, сладкий картофель и маис. А протеином они разживались на охоте и рыбалке. Но их любимым занятием было нападать на какую-нибудь соседнюю деревню, чтобы отомстить за своих погибших в предыдущем бою воинов. Во время сражений главной целью было захватить побольше пленников для… пищи. Для этого у каждого воина при себе имелась веревка, обмотанная вокруг тела. Пленников затем приводили в деревню и тут же съедали. Иногда их съедали чуть позже, когда на пир собирались все жители. Что важно, так это то, что ни один молодой воин племени Тупинамба не имел права вступить в брак, пока не убьет вражеского воина. Тем самым он демонстрировал свою храбрость.

Попасть на вертел
Нам известно довольно много о каннибализме, практиковавшемся в племени Тупинамба. И все благодаря немецкому аркебузиру Гансу Стадену, который прожил рядом с ними целых девять месяцев. В 1550 году, когда его корабль потерпел крушение, он был взят в плен. Написанные им в 1557 году два сборника мемуаров считаются самыми ранними работами по этнологии. «Я молился в ожидании, когда мне нанесут смертельный удар по голове, но вождь, захвативший меня в плен, взял слово и заявил, что желает привести меня домой живым, чтобы вместе со мной отметить их праздник, а потом уже меня убить и, приготовив «кавеви пекикке» – это такой напиток, отпраздновать победу и поужинать мною вместе со всеми». Впрочем, на вертел Стаден не попал, воспользовавшись тем, что индейцы, ставшие его хозяевами, почему-то сочли, что конкистадор является колдуном и пророком.

Во время своего пребывания в гостях у племени аркебузир неоднократно присутствовал при сценах забоя пленников для приготовления пищи. «Это делается не потому, что им не хватает еды, они пожирают своих врагов просто из ненависти. Во время сражения каждый из них кричит своему противнику: «Пусть все несчастья падут на тебя, я тебя съем… Я пришел, чтобы отомстить тебе за смерть моих близких. И сегодня я поджарю тебя на вертеле еще до того, как сядет солнце»». Пленников приводили в лагерь и помещали под охрану какой-нибудь женщины. В течение нескольких месяцев и даже лет захваченный раб должен был работать. Бывало, что 20-летние пленники доживали до 40 лет, прежде чем их съедали. Они могли жениться, иметь детей, которые росли вместе с другими детьми в этой деревне. Но день, когда пленника съедят, приходит всегда. Это неизбежно. Либо потому что он заболел, либо потому что сильно постарел, либо просто потому, что он чем-то не угодил своему хозяину или ненароком оскорбил его.

Брусок в зад
Праздник у племени Тупинамба – это такая вечеринка, куда приглашаются друзья и жители соседних деревень. Приготовления длятся два дня. Затем жертву приводят на деревенскую площадь, где «рядом с рабом зажигают большой костер, на который его заставляют смотреть. Потом с огромной дубиной появляется женщина… Главный распорядитель берет у нее эту дубину и говорит: «Вот и я! Я пришел, чтобы убить тебя, потому что твои родственники убили и съели множество моих родных». Пленник ему отвечает: «Когда я умру, мои друзья отомстят за меня»».

«Тут же палач наносит мощный удар по голове, так что мозги буквально разлетаются. Женщины хватают еще трепыхающееся тело, тащат его к костру, чистят кожу, пока она не побелеет, и вставляют в зад брусок, чтобы, не дай бог, ничего не выпало наружу. Когда кожа вычищена добела, воин племени отрубает руки и ноги ниже колен. Четверо женщин хватают эти конечности и носятся с ними вокруг хижин, вопя от радости. Затем убитого вскрывают со спины и делят его на куски. Женщины берут потроха и варят из них что-то вроде бульона, который называется «менго». Им они делятся с детьми племени. Затем съедаются внутренности, кожа с головы, мозг и язык. Детям достаются объедки. После того, как все закончено, каждый берет себе кусок и идет домой».

В конце концов Статену удается сбежать, прежде чем его самого сожрали. Имеются и другие свидетельства поселенцев, подтверждающие, что все написанное Статеном, является правдой. Мишель де Монтень в своих «Очерках» также затрагивает тему каннибализма племени Тупинамба. Он опросил троих индейцев из этого племени, привезенных во Францию в 1562 году, а также побеседовал с несколькими бывшими колонистами.

Тупи (народ)

Тупи́ (исторически также известны под названием тупинамба — фактически, названием одного из племён, входивших в эту общность) — одна из крупнейших этнических групп в составе индейцев Бразилии. Современная группа народов гуарани, обитающая на юге Бразилии, в Уругвае, Парагвае и на севере Аргентины, говорит на языке гуарани, родственном языку тупи.

Содержание

История [ править | править код ]

Ранняя история [ править | править код ]

Как предполагают исследователи, изначально тупи населяли дождевые леса Амазонки, однако около X—IX вв. до н. э. стали расселяться на юг и постепенно заняли побережье Атлантического океана [1] .

Народ тупи населял до прихода европейцев почти всё побережье Бразилии. В 1500 году их численность, по современным оценкам, составляла около 1 миллиона человек — почти столько же, сколько в Португалии того времени. Тупи были разделены на несколько десятков племён, каждое из которых составляло от 300 до 2 000 человек, среди них: тупиниким, тупинамба, потигуара, табахара, каэтес, темимино, тамойос.

Тупи занимались земледелием: они выращивали маниок, кукурузу, батат, бобы, арахис, табак, тыкву, хлопок и многие другие растения. Название овоща «топинамбур» в европейских языках происходит от названия племени (тупинамба), хотя на самом деле овощ был заимствован у Североамериканских индейцев, а тупинамба не были с ним знакомы, но были на тот момент самым известным индейским племенем.

Нередко племена тупи конфликтовали с другими племенами региона или даже друг с другом. Представление о едином народе тупи у них отсутствовало, несмотря на общий язык. Во время войн тупи захватывали пленников с тем, чтобы позднее употребить их в пищу в ходе специальных ритуалов [2] .

Если верить воспоминаниям германского ландскнехта Ханса Штадена, участвовавшего в бразильских экспедициях конкистадоров, тупи (по крайней мере племя тупинамба, в плен к которому он попал), практиковали каннибализм, поскольку считали, что вместе с мясом противника усваивают его силу. Штаден не был съеден якобы потому, что всякий раз громко умолял о пощаде, а тупи не ели трусов, считая, что всякий, съевший труса, переймёт его трусость. Книга Штадена, опубликованная в 1557 году, получила широкую известность в Европе не в последнюю очередь из-за описания каннибальских ритуалов [2] .

Европейская колонизация [ править | править код ]

Начиная с XVI века тупи, как и другие индейские племена региона, подверглись культурной ассимиляции со стороны португальских колонизаторов, нередко обращались в рабство, что привело к почти полному их уничтожению, за исключением нескольких небольших общин, проживающих в индейских резервациях Бразилии [2] .

Смешение рас и «своячество» (Cunhadismo) [ править | править код ]

В формирование бразильского этноса внесли вклад различные народы, однако особенно весомым был вклад потомков тупи. Когда португальцы прибыли в Бразилию в XVI веке, первыми их встретили тупи. Вскоре распространились смешанные браки между португальскими поселенцами и местными женщинами, тем более, что португальцы редко привозили с собой женщин [2] . Вместе с этим в колонии начал распространяться феномен «своячества», известный под названием «cunhadismo» (от португальского cunhado, «шурин»). «Своячество» по сути было старинной индейской традицией включения чужаков в свою общину. Индейцы предлагали европейцу девушку из своего племени в жёны, и если тот соглашался, он становился «свояком» для всех индейцев племени. Европейцы быстро усвоили многожёнство, распространённое среди индейцев, и один европеец мог иметь десятки индейских жён (temericós) [2] .

«Своячество» также использовалось для вербовки рабочей силы. Пользуясь многочисленными родственными связями, приобретёнными через своих аборигенных жён-temericós, португальцы использовали «свояков» для работы на себя, в первую очередь для рубки цезальпинии и погрузки древесины на корабли. В ходе этого процесса образовалась значительная популяция метисов, получивших в Бразилии название «мамелюко» и составившая подавляющее большинство населения этой страны. Без практики «своячества» португальцы едва ли закрепились бы в Бразилии, поскольку численность их была весьма мала, в особенности женщин [2] .

Наследие тупи в современной Бразилии [ править | править код ]

Образ жизни [ править | править код ]

Хотя чистокровные тупи в Бразилии исчезли — отчасти из-за тяжёлых условий рабства, отчасти из-за занесённых европейцами болезней — большую часть территории Бразилии заселили потомки тупи по материнской линии, которые в значительной мере унаследовали старинные традиции своего народа. Дарси Рибейру (Darcy Ribeiro) писал, что по своим характеристикам первые бразильцы были скорее тупи, чем португальцами, и даже креолизированный язык, на котором они говорили — «ньенгату» (Nheengatu), известный также под названием «лингва-жерал», служил в качестве лингва-франка в Бразилии вплоть до XVIII века [2] . Центром распространения «мамелюко» (потомков португальцев и тупи) был регион Сан-Паулу. Отсюда в XVII веке они, как участники походов за рабами, которые организовывали «бандейранты», проникли на всю территорию нынешней Бразилии, включая регионы, где исторически тупи никогда не проживали. Именно эти метисы распространили иберийскую культуру по самым дальним уголкам страны. Они окультурили изолированные индейские племена и распространили креольский язык «лингва-жерал», который возник в XVII веке и в настоящее время почти вытеснен португальским, однако всё ещё существует в некоторых регионах Амазонии.

По образу жизни старые «паулиста» (жители Сан-Паулу) почти не отличались от индейцев. В семье языком общения был ньенгату (лингва-жерал). Земледелие, охота, рыболовство и сбор фруктов происходили так же, как и у индейцев. От тупи они отличались лишь использованием одежды, соли, металлических орудий, европейского оружия и ряда других европейских предметов [2] .

Когда области, где проживали метисы, стали подпадать под влияние капиталистической экономики, свойственные тупи характеристики стали постепенно утрачиваться. Португальский язык возобладал, а язык «лингва-жерал» практически исчез. Сельские традиции, происходившие от тупи, были вытеснены европейскими технологиями, поскольку сельское хозяйство в большей степени стало ориентироваться на экспорт [2] .

Лексика [ править | править код ]

Португальский бразильский язык заимствовал немало слов из вымершего языка тупи, в частности, такие распространённые, как mingau, mirim, soco, cutucar, tiquinho, perereca, tatu. Из тупи происходят названия представителей местной фауны (например, arara — попугай «ара», jacaré — «аллигатор», tucano — «тукан») и флоры (mandioca — «маниок», abacaxi — «ананас»). Из него же происходят ряд топонимов современной Бразилии (Итакуакесетуба, Пиндамоньянгаба, Каруару, Ипанема и др).

Существуют и имена, происходящие из языка тупи — Ubirajara, Ubiratã, Moema, Jussara, Jurema, Janaína и др. [3] , однако они не говорят о том, что их носители действительно являются потомками тупи, а скорее являются отголосками бразильского национализма [4] .

Массовая культура [ править | править код ]

Племя тупинамба было изображено в сатирическом фильме 1971 года Нелсона Перейры дус Сантуса «Как вкусен был мой француз» (Como Era Gostoso o Meu Francês).

Тупинамба

Религиозный фактор как побудительная причина межплеменных войн отчетливо выступал у народов се­мьи тупи-гуарани. Большинство из них, в том числе из­вестные читателю племена шипая низовьев реки Шин­гу, организовывали военные экспедиции с целью добыть пленников и принести их в жертву божествам, предкаи. Впрочем, понятие «принести в жертву кому-то» не сов­сем точно соответствует сути представлений индейцев. Пленник сам мыслился живым воплощением божества, поэтому его поедание оказывалось таким же приобщени­ем к плодоносящей силе предков, как и одевание масок мифических персонажей или игра на священных горнах. Вместе с тем сакральный статус пленника не исключал того, что в нем переставали видеть вчерашнего врага. В акте убийства жертвы соединялись и месть противнику за гибель соплеменников, и сложные религиозные чув­ства.

Наиболее полное представление о ритуалах тупи-гуарани можно получить на примере племени тупинамба, жившего в середине XVI века на побережье Бразилии в районах, где сейчас расположены города Рио-де-Жаней­ро и Салвадор (Байя). Каннибальские обряды тупинам­ба неоднократно описывали проповедники-иезуиты и другие европейцы. Эти рассказы порой столь невероят­ны, что ряд исследователей пытались представить их как выдумку. Однако об обычаях тупинамба известно от многих лиц, часть из которых относилась к индейцам с симпатией. К тому же иезуиты подчеркивали, что кан­нибализм распространен только на побережье, а более отсталым племенам во внутренних районах страны не­известен.

Отправляясь в поход, тупинамба обязательно брали с собой веревки — вязать пленных. Напав на вражеское селение, воины старались захватить прежде всего взрос­лых мужчин, а не детей или женщин. Согласно пред­ставлениям тупинамба, пленный, после того как его свя­зали, переставал быть чужаком и становился членом общины победителей, хотя и занимал в ней весьма свое­образное место. Поэтому его внешность приводили в соответствие с нормами, принятыми в селении тех, кто его захватил, например выщипывали брови. Тело плен­ника обмазывали медом и обклеивали самыми красивы­ми перьями — в подобный «костюм» наряжались порой и шаманы. Вступая в селение, пленник обещал его жи­телям различные части собственного тела. Встречавшие его играли на флейтах, сделанных из человеческих ко­стей.

По-видимому, как и у большинства других индейских племен, ритуалы тупинамба имели календарный харак­тер. Если пленный бывал захвачен до наступления праз­дника, он несколько недель или месяцев жил в семье своего хозяина, помогая расчищать участок для посева, принося рыбу и дичь. Бежать он почти никогда не пы­тался, ибо в родном селении на него посмотрели бы как на труса, который страшится исполнить свой долг. Не­редко пленников оказывалось слишком много. В таких случаях приходилось дожидаться очереди быть прине­сенными в жертву по нескольку лет. На это время каж­дому давали жену, и если у той рождались сыновья, их тоже поедали, хотя обычно не вместе с отцом, а позже, иногда в возрасте 7—10 и даже 15 лет. Последнее об­стоятельство особенно поразило европейцев, но дело в том, что по представлениям тупинамба наследственность передавалась исключительно по мужской линии. Поэто­му мать ребенка не считалась его родственницей и по­рой сама участвовала в кровавом обряде.

Когда миссионеры попытались искоренить людоедст­во, они столкнулись с упорным и непонятным для них сопротивлением. Бывало, что пленники, которых евро­пейцы предлагали выкупить на свободу, сами отказы­вались от подобного предложения, ибо полагали, что быть съеденным — наиболее благородная и достойная участь, которая только может выпасть на долю мужчи­ны. Миссионеры заметили также, что, убивая жертву, тупинамба старались принести ей как можно меньше страданий. Живя в селении победителей, пленник поль­зовался почетом и ни в чем не терпел нужды. В жены ему давали либо вдову, чей муж погиб на войне, либо дочь того человека, который его пленил, а иногда даже дочь вождя. Считалось, что девушке тем самым оказа­на честь.

Миссионеры и путешественники, встречавшиеся с ту­пинамба в XVI веке, не могли обнаружить во всем этом логики, хотя для нас она довольно ясна. Поскольку пленник считался уже не только врагом, но и воплощен­ным предком, обращаться с ним следовало соответст­венно его высокому статусу. Об отождествлении пленни­ков с предками свидетельствует примечательный факт: воин, захвативший врага, принимал его имя. Если на протяжении жизни ему удавалось совершить такой под­виг несколько раз, он соответственно носил столько же имен. Хорошо известно, что первобытный человек при­давал имени магический смысл. «Овладеть» именем зна­чило приобщиться к сути того персонажа, который его носил. Называя себя именем врагов, тупинамба стреми­лись уподобиться не чужакам, а тем мифическим суще­ствам, которых чужаки воплощали во время обрядов.

У папуасов воин вместе с головой врага также стре­мился «добыть» имя, чтобы присвоить его новорожден­ному ребенку. Младенец от этого никоим образом не становился членом вражеского племени; он лишь якобы приобщался к некой животворной силе, исходившей от убитого, который выступал уже не в качестве врага, а как представитель мира духов.

Человеческие жертвоприношения у тупинамба — од­ни из немногих южноамериканских общинных ритуалов, оформлявшихся как, скорее, женский, а не мужской праздник, хотя к числу типичных «тайных» женских об­рядов, упоминавшихся в предыдущей главе, их тоже нельзя отнести. На основании дошедших описаний мож­но подозревать, что не только жертва, но и «жрицы» отождествлялись с какими-то мифологическими сущест­вами. Когда пленника вели в селение, первыми его встречали старухи и девушки, многократно выкрикивав­шие «добытое» имя. Перед жертвоприношением они иг­рали на флейтах, сделанных из берцовых костей съеден­ных раньше врагов, а затем плясали вокруг котла с мя­сом.

Среди всех южноамериканских индейцев племена тупи-гуарани отличаются не только широким и повсе­местным распространением ритуального каннибализма, но и некоторыми, присущими только им, особенностями хозяйственной организации, уникальной исторической судьбой. Возникает вопрос: нельзя ли как-то связать между собой эти факты?

Лингвисты, археологи и этнографы полагают, что прародиной племен тупи-гуарани была Южная Амазо­ния, вероятно бассейны Мадейры или Тапажоса. Одна­ко в V веке н. э. все или по крайней мере большинство индейцев этой языковой семьи оказались уже за преде­лами зоны сплошного распространения тропических ле­сов, в пределах сравнительно небольшой территории на юге Бразилии. По данным археологии, в течение после­дующей тысячи лет тупи-гуарани распространились от­туда на колоссальные расстояния: от предгорий Боли­вийских Анд до устья Амазонки. Выбор путей миграции определялся формами хозяйства. Главной продовольст­венной культурой тупи был маниок, любящий жаркий климат, поэтому они осваивали тропики; гуарани, сеяв­шие в основном кукурузу,— районы с более прохладной зимой. Повсюду тупи-гуарани отличались воинственно­стью, сметая с дороги тех, кто пытался остановить их продвижение. Даже инки с трудом отражали их натиск: для этого им пришлось возвести на восточной окраине своего государства целую систему крепостей и многоки­лометровых оборонительных стен. От Анд до Атланти­ки тупи-гуарани неизменно сохраняли древний обычай поедания пленников. Подсчитано, например, что в Во­сточной Боливии члены одного из гуаранийских племен в XVI веке пленили и принесли в жертву примерно 60 тысяч араваков чане.

Воевали тупи-гуарани и друг с другом. Особенно ожесточенная борьба велась между тупи, жившими в пределах современного бразильского штата Сан-Паулу, и занимавшими более южные районы гуарани. Как и во многих других случаях, индейские междоусобицы впо­следствии умело использовали европейцы в собственных интересах.

Португальцы, нуждавшиеся в рабочей силе для план­таций сахарного тростника, создали из лучников тупи целую армию, которую направили на захват селений гу­арани в современном штате Риу-Гранди-ду-Сул. Одно­временно они заручились поддержкой их шаманов, недо­вольных тем, что под влиянием иезуитов часть племени приняла христианство. Известен случай, когда, восполь­зовавшись отсутствием ушедших на охоту мужчин, ша­маны убили жен и детей индейцев-христиан и демон­стративно приготовили из них людоедское кушанье. В 1636 году на левом берегу реки Уругвай произошла ре­шающая битва между гуарани, действовавшими под ру­ководством испанских иезуитов, и португальцами, отря­ды которых включали вооруженных негров-рабов и 2500 воинов-тупи. Хотя дальнейшее португальское наступле­ние было остановлено, на протяжении конца XVI—на­чала XVII века от 60 до 300 тысяч гуарани попало в плен и погибло от непосильного труда на плантациях в районе Сан-Паулу.

Помимо обрядового каннибализма культура племен тупи отличалась еще одной иррациональной особенно­стью. Среди- этих индейцев была распространена вера в мифическую «страну без зла», жители которой всегда счастливы и бессмертны. Время от времени тот или дру­гой шаман объявлял себя пророком, знающим путь в обетованную землю. Соплеменники, бросив селения и большую часть имущества, шли за ним, преодолевая по­рой сотни и тысячи километров. Эти переселения проис­ходили на глазах у европейцев в XVI веке, но есть осно­вания полагать, что они бывали и раньше.

Верования подобного рода можно, конечно, считать проявлениями невежества и крайнего фанатизма. Тако­выми они и являются, если рассматривать идеологию са­му по себе, в отрыве от материальных условий сущест­вования. В действительности дело обстоит не так про­сто. Как уже было сказано, прародина тупи-гуарани на­ходилась в Амазонии. Их экономика и общественная ор­ганизация соответствовали возможностям, которые от­крывались перед обитателями влажных тропических ле­сов, имевшими доступ к плодородным пойменным зем­лям. Определяющую роль в хозяйстве играло земледе­лие. В отличие от коренных обитателей Бразильского нагорья, индейцев же, тупи-гуарани жили в своих деревнях постоянно, а не рассредоточивались в су­хой сезон по огромной территории в поисках пропи­тания.

Селения отличались большими размерами, в них оби­тало от нескольких сотен до полутора тысяч человек. Вожди и шаманы пользовались значительной властью. Почему предки тупи-гуарани покинули Амазонию, неиз­вестно. Скорее всего по мере роста населения обо­стрилось соперничество между племенами, вынудив­шее некоторых покинуть родину. В большинстве районов Восточной и Южной Бразилии, куда мигрировали тупи- гуарани, сохранить подобный тип культуры было невоз­можно. Следовало либо решительно отказаться от преж­них форм хозяйственной и социальной организации, ли­бо искать и осваивать те небольшие и далеко отстоящие друг от друга участки земель, где пригодные для земле­делия почвы сочетаются с относительным обилием источников животной пищи. Таковы были тянущаяся на несколько тысяч километров узкая полоса вдоль океана и некоторые земли по берегам рек. Выбор второго пути наверняка совпадал с желаниями племенной верхушки, которая утратила бы свои позиции, если бы социальная организация тупи-гуарани упростилась. Так начались по­иски «страны без зла», оправданные тем, что в конце пути переселенцы рано или поздно действительно нахо­дили подходящие для жизни районы.

К тому времени, когда тупи-гуарани стали осваивать восток и юг Бразилии, там уже обитали знакомые с зем­леделием племена. Недавно в пещерах штата Минас-Жерайс были обнаружены стоянки III тысячелетия до н. э., обитатели которых выращивали кукурузу. На од­ной из них в нижнем слое даже найден початок возра­стом более семи тысяч лет, хотя эта датировка еще нуж­дается в подтверждении другими анализами. К рубежу нашей эры кукуруза, фасоль, арахис были уже широко распространены по всему Бразильскому нагорью. Одна­ко в целом хозяйство местных индейцев оставалось сравнительно примитивным, наряду с земледелием боль­шое значение сохраняли собирательство и охота. Тупи принесли с собой из Амазонии новую культуру — горь­кий маниок, которая в условиях Бразильского нагорья дает более богатый урожай, чем кукуруза. В районах, где диету можно было дополнять продуктами рыболов­ства, это привело к значительному росту производитель­ных сил.

Переселяясь на уже занятые кем-то земли, искатели «страны без зла» должны были пробивать себе путь си­лой оружия, а по мере исчезновения неосвоенных зе­мель — вступать в междоусобные конфликты. Вполне понятно, что воинственность оказывалась выгодным ка­чеством — богатые ресурсами территории первыми захватывали более агрессивные племена. Ритуаль­ный каннибализм в свою очередь способствовал усиле­нию воинственности, добавляя ко всем прочим пово­дам для набега на соседей еще и религиозные мотивы.

Возникнув как ответ на определенную историческую ситуацию, религиозные представления меняются обычно медленнее, чем породившие их причины. Тупи, действуя явно себе во вред, продолжали воевать со своими сосе­дями и после того, как на побережье Бразилии высади­лись французы и португальцы. Однако подобное положение не может длиться долго. Если требования первобытной религии вступают в противоречие с потребностями людей, изменяются не потребности, а религия. Абсурдные формы магической практики, ритуалы, исполнение которых наносит вред интересам общества, способіны сохраняться долго только там, где они касаются второстепенных сторон жизни людей, не затрагивающих! принципиально их благосостояния.

Сказанное о тупи ни в коей мере не означает, что че­ловеческие жертвоприношения и войны следует считать «исторически прогрессивными». Этически такие явления нельзя оправдать ничем. Вполне возможно, что даже в условиях доколумбовой Южной Америки могли быть и другие пути выхода из кризиса, обусловленного скудно­стью природных ресурсов, иные формы межплеменных отношений. Однако история изучает тот единственный вариант развития, который реализовался, и наша зада­ча понять его логику.